Я, исполненная чистейшего восторга, кричала, срывая голос.
Полет – это квинтэссенция свободы, доступная очень немногим разумным существам. Скольжение среди облаков… Ясное и резкое восприятие бытия, где нет мыслей о прошлом и будущем. Родник чистейшего вдохновения…
Царь небес спокойно парил в вышине, пока у меня не затекли руки и, хм, все остальное. Все же не приспособлены эти существа для верховой езды… полета! Хотя дракон очень аккуратно и бережно нес меня, не выделывая ничего подобного тому, что я видела на церемонии наречения имени. Я бы просто не удержалась. Под мой восторженный визг дракон резко устремился вниз (это только кажется, на самом деле бережное и медленное скольжение оберегающего меня от излишних перегрузок дракона доставило ему самому немало сложностей), плавно приземлился на карниз и прошел внутрь Горы.
Я сползла с его спины и устало рухнула на пыльный пол. Но это была замечательная, здоровая усталость. Все тело болело, наверняка изукрашенное многочисленными синяками.
– Ну что? – озабоченно спросил Вирран-и.
– О-о-о, никогда больше… без седла… – простонала я. К любителям верховой езды я не относилась, и подобные нагрузки были мне совершенно незнакомы. Поездка до Горы – не в счет. А уж несколько часов полета… Ноги просто сводило.
Понимающе фыркнув, дракон опять подхватил меня на руки и быстро понес на жилой уровень. Судорожное оцепенение, следствие то ли странной усталости, то ли вновь проснувшегося страха, быстро сошло на нет, и я расслабленно поникла, проваливаясь в глубокий сон без сновидений.
Очень быстро подобные прогулки превратились в некое подобие традиции. Ежеутренние явления дракона, выдергивающие меня из липкой паутины сновидений. Завораживающе прекрасные полеты над миром, крутые виражи и холодный ветер, вышибающий остатки ночных кошмаров…
Но зачем Вирран-и возложил на себя эту обязанность? Да, мне льстило внимание черноглазого Воина. Да, я беззастенчиво любовалась грацией и мощью его крылатой ипостаси… но всегда оставалось смутное, на грани восприятия, подозрение. Зачем? Так ли уж ему приятно мое общество? И странная уверенность в словах и действиях, как будто ему уже доводилось проделывать нечто подобное: разговаривать, успокаивать, тратить собственное время на неспешные прогулки.
Если бы кто-нибудь сказал мне, что я понемногу влюбляюсь в этого дракона… выбросилась бы из первого попавшегося окна, коих в Горе хватает. К моему счастью, все хранили молчание. Почему, не знаю. Не понимали, не замечали, не обращали внимания? Скорее всего, просто не понимали, что со мной происходит, ведь хазид-хи не очень хорошо разбираются в сложных человеческих чувствах.
Песок, море, солнце… холодный оценивающий взгляд, боль…
Я опять проснулась от собственного крика. Сон ушел, но осталась память о пережитом и привычная боль. Прикусив губу, я сжалась в комок под легким шелковым покрывалом, вслушиваясь в отдаленный шум моря. Тихий задумчивый голос сидящего в кресле дракона застал меня врасплох:
– Почему же ты не можешь забыть?
Возмущение колыхнулось в груди легкой кисеей. Что ты здесь делаешь? Любопытствуешь?
Ах, почему я не могу забыть?
– Что бы ни случилось тогда, оно прошло, давно и прочно похоронено под пеплом городов… давным-давно должно быть забыто. Что мешает этому?
Что?! Незнакомая горькая ярость неожиданно подняла меня с кровати.
– Что? – тихо переспросила я. – Почему? Ты хочешь знать? Зачем тебе это? Но я скажу, если знание это так нужно тебе. У меня есть постоянное, жуткое напоминание о произошедшем.
Я резко шагнула вперед, до боли прикусив губу. Шаг, еще шаг… резкие ломаные движения не желающего подчиняться тела. Дракон встал торопливо, чуть приметно вздрогнув, когда его взгляд впился в мое искаженное лицо. А пока разум застилает пелена невнятной ненависти, резким отчаянным движением сбрасываю на ковер сорочку. Она остается лежать на темном ковре смутным белеющим пятном.
– Я сама и есть память! – почти кричу я на Надзирающего. – Посмотри, посмотри на меня! И пойми!!
Злые слезы застилают глаза, когда я замираю, тяжело дыша, на расстоянии вытянутой руки от внимательно и бесстрастно рассматривающего меня дракона. И я почти благодарна ему за эту бесстрастность, прекрасно зная, на что он смотрит.
Шрамы. Мелкая сетка, похожая на рыболовную, на груди и животе. Уродливые бугристые рубцы на правом боку и внутренней части бедер. След от давнишнего ожога, ужасающей полуулыбкой соединяющий выпирающие из-под кожи тазовые кости…
– Все яссссно? – Откуда в моем голосе столько злорадного шипения? Или это уже не я?
Вечное напоминание.
Меня трясет. Что я творю?! Коротко взрыкнув что-то непонятное, дракон метнулся ко мне, на мгновение потеряв очертания, сгреб в охапку и развернул лицом к окну. Тяжелые портьеры взметнулись, обнажая стекло, наливающееся зеркальной тьмой. И в мареве подчиняющегося странному чародейству зеркала отразились две фигуры: хрупкая, бледная и поникшая – моя, и еще одна, ощутимо пылающая непонятной яростью. А вот моя уже схлынула, оставляя слабое безвольное тело. Я судорожно дернулась, пытаясь вырваться из железной хватки хазид-хи.
Что я натворила?!
– Смотри, смотри, – гулко шептал мне на ухо дракон, принуждая поднять глаза к темному омуту чар. – И не верь тем, кто посмеет сказать, что виновата в случившемся ты. Не виновата! И тем, кто скажет, что раны, полученные в сражении, ужасны и уродливы. Даже если битва проиграна, битва, но не война… всегда найдется тот, кто поможет подняться, оправиться, подаст руку, подтолкнет вперед, к новому сражению. Верь мне, девочка… хотя душа твоя полна ужаса и боли, ты прекрасна и сильна. Не поддавайся страху, похорони, забудь… Пусть шрамы станут напоминанием о победе. Смотри!